Правда, что пишущие люди — все поголовно творческие, витают в облаках и не задумываются о бренных цифрах? Наша гостья Людмила Сарычева разбивает эти фантазии в пух и прах и рассказывает, как творчество мирно уживается с маркетингом. Советуем прочитать это интервью копирайтерам, редакторам, SMM-щикам — всем, кто имеет дело с текстами.
Людмила Сарычева — редактор, писатель, соавтор легендарной «Пиши, сокращай» и «Новых правил деловой переписки», автор «Уступите место драме». В числе проектов — журнал «Дело Модульбанка», рассылки «Мегаплан», «Недиван», Курс Главреда. Замужем, воспитывает дочь.
От рязанского журналиста — до основателя редакторского бюро
— Людмила, почему вы решили связать жизнь с текстами?
— Это трудно назвать прямо-таки решением. Просто у меня всегда хорошо получалось писать, а моя старшая сестра работала журналисткой и телеведущей, и я всегда была очарована ее успехами и хотела так же. А муж моей сестры работал директором в рязанской газете, и им нужны были журналисты. И я пошла попробовать. Главный редактор дал задание, я его выполнила, и он сказал, что у меня всё получится, и взял работать. Я страшно этим гордилась, хотя сейчас стыдно перечитывать свои старые заметки из газеты.
Я поработала года полтора, многому научилась, но устала от постоянного общения с людьми. Поэтому пошла работать в банк аналитиком по подозрительным операциям. Это звучит интересно, а работа была страшно скучная, надо было каждый день изучать снятия наличных и переводы денег, источник которых был неясным. Искать по ним информацию, а потом описывать в документе.
Всё это было однообразно и скучно, таких документов я должна была сдавать по одиннадцать в день, но я делала штук по восемь-девять, а иногда по семь, допускала ошибки и была в числе отстающих работников. Я тогда не знала, а теперь знаю, что у меня СДВГ, и я в принципе не способна делать такую работу.
Однако в банке я провела два года с четвертью. Развлекала себя тем, что устраивала мастер-классы о работе с текстом для сотрудников и раз в неделю выпускала веселую рассылку для коллег. Эта рассылка стала очень популярной, на нее подписались сотрудники из разных городов и отделов:
Вне работы я вела блог, писала про книги и свои наблюдения:
Получается, что даже когда я работала аналитиком в банке, я всё равно находила возможность заниматься творчеством, что-то придумывать и писать о том, что мне интересно.
— Как произошло знакомство с Ильяховым?
— Когда я работала в банке, мой муж Саша рассказал, что есть такое бюро Горбунова, а там есть Максим Ильяхов, который учит писать хороший текст. Кроме Бюро, Максим работал в Мегаплане и каждую неделю выпускал рассылку, я на нее подписалась и стала читать и вообще следить за публикациями Макса: комментировала его блог и советы на сайте бюро.
В то время я хотела уволиться из банка и искала работу копирайтером, но меня никто не брал. Проходила собеседование в Миф, очень любила их книги и блог, но и туда меня не взяли. И когда они мне отказали, я стала следить, кто же у них будет копирайтером. Я не помню, как зовут эту девчонку, но они ее представили в соцсетях, а я страшно злилась и решила, что она тупица, и непонятно, почему ей отдали предпочтение. Конечно же, девчонка не была тупицей и вообще у нее выходили интересные публикации, просто я из ревности так про нее думала. Надеюсь, у нее всё хорошо и в работе, и жизни.
И еще я писала письмо в Мегаплан. Это был ноябрь 2013 года, я увидела почту на сайте и написала письмо, что хочу работать копирайтером в Мегаплане, буду полезна тем-то и тем-то. Мне никто не ответил. А через два месяца Макс написал в твитере, что ищет второго автора в Мегаплан себе в помощь. Я написала письмо, подруга-дизайнер помогла оформить мне красивое резюме, я отправила и очень разволновалась, постоянно проверяла почту на айпаде, пока не увидела ответ:
Он ответил мне, думаю, еще и потому, что фамилия была знакомой — я же его постоянно комментировала. И все — я приехала в Москву, мы пошли в «Мегаплан» и начали работать вместе. Так я стала редактором рассылки «Мегаплана».
Потом Макс написал заметку у себя в блоге «Как я выбрал писателя-помощника». Там был кусочек про меня:
— До сих пор себя в некоторых ситуациях чувствую в тени Ильяхова, просто в какой-то момент это перестало бить по самолюбию. Первую книгу мы писали в 2016 году, когда у меня в целом было мало собственного опыта и проектов, зато много амбиций и жажды быть популярной, поэтому конечно, меня страшно задевало, когда кто-то говорил «Книга Ильяхова», и не упоминал меня. Но многие люди и сейчас не знают, что у книги два автора, просто не обращают внимания.
Моя дочка Варя ходит в частный садик в Рязани, и родители в саду — предприниматели и руководители организаций, очень приятные люди, с некоторыми мы много общаемся, встречаемся в выходные, возим детей друг к другу. И когда меня спрашивают, где я работаю, я говорю «У меня свое редакторское бюро, мы ведем для клиентов соцсети, пишем текст на сайт, делаем статьи».
Но однажды Варя кому-то сказала, что «Это моя мама написала книгу». Так за две недели другие родители узнали, что я автор «Пиши, сокращай», а я узнала, что они читали эту книгу. Все очень удивились, потому что никогда не видели второго автора на обложке, а тут оказалось, что этот автор водит ребенка в тот же сад и вытаскивает из тех же луж на площадке. Так и работает картина мира: люди знают Ильяхова, кто-то подписан на него. Потом они покупают книгу, потому что услышали знакомую фамилию. Читают книгу, не всматриваются в детали, кто там еще указан на обложке. Если бы они до книги знали обо мне, но не знали о Максиме, могли бы не заметить его фамилию. Наверное, это так происходит, но может и нет.
Когда Максим предложил выпустить второе издание «Пиши, сокращай», я знала, что будет то же самое, и всё равно согласилась, потому что первую версию книги я переросла, мне хотелось ее обновить, сделать более зрелой, спокойной по тональности. И неважно, как потом разделится слава между нами. К тому же я чувствую себя намного уверенней: у меня свои клиенты и проекты, книга, курс, читатели, бюро, амбиции пришли в равновесие с тем, что я делаю и умею. Мне больше не нужно участвовать в соревновании за популярность.
А еще есть люди, которые прямо борются за мое имя, например, когда они кому-то рекомендуют книгу «Пиши, сокращай», в авторах указывают только меня. Или если где-то написано «Книга Ильяхова», они приходят в комментарии и просят поправить, чтобы мою фамилию тоже добавили. В такие моменты я понимаю, что мне не хочется просто популярности, а хочется вот такого неравнодушного отношения читателей ко мне, это поддерживает.
Люблю проекты, где у меня много свободы, а клиенты доверяют
— Сколько у вас сейчас проектов? Какой более интересен лично вам?
— В бюро «Гладлакс» сейчас ведем три больших постоянных клиентских проекта, регулярно делаем что-то краткосрочное или ограниченное по времени и создаем собственные проекты. У всех проектов разная тематика, разный объем задач, но везде мы занимаемся настройкой выпуска публикаций, работой над имиджем клиента, вовлечением аудитории. Всех клиентов люблю одинаково, но с точки зрения проектов, мне интереснее те, где у меня больше свободы и меньше ограничений, где клиенты доверяют и позволяют экспериментировать.
Кроме проектов, которые мы делаем командой, у меня есть личные. На этот год есть план переиздать книгу о драматургии, провести очный курс в Рязани, запустить канал в ютубе и сделать онлайн версию редакторского курса. Посмотрим, с чем из этого справлюсь.
— Ваша команда у вас в штате?
— Нет, у нас команда свободных художников. Кроме Гладлакса у девчонок есть другие проекты и клиенты. У нас никогда не было ограничений — если вы работаете в «Гладлаксе», то не работаете больше нигде. Наоборот, я очень люблю, когда люди участвуют в нескольких проектах сразу и приносят из одного в другой новые знания. Потом эти знания мутируют, и появляется еще что-то новое, это обогащает работу.
— Людмила Сарычева — это имя. Как вы раскручивали личный бренд?
— Это довольно забавно, но никак. Я смогла собрать у себя в ТГ-канале людей, которые разделяют мои принципы, от которых я получаю много поддержки. Но сознательно ничего для раскрутки не делала, мне это скучно, я не могу работать по плану, если это не клиентский проект. Я могу писать в канале три раза в неделю, а потом замолчать на месяц. Это неправильно, и я всё время дергаюсь из-за этого, но заставлять себя не могу. Я три года не давала интервью, не выступала на конференциях — не хотела. А сейчас захотела — стало интересно. И всё, что я делаю для себя, я делаю на вспышках интереса. Это, на самом деле, большая проблема, я постоянно ищу способы ее решить.
— А как относитесь к хейту? Или его у вас мало?
— Я действительно очень редко получаю хейтерские комментарии, мне их просто негде получать. Потому что на мой канал в ТГ подписываются люди, близкие мне по ценностям. Как правило, здесь они выражают много поддержки и пишут интересные дополнения к моим публикациям.
Если выйти на сторонние площадки, там сразу начинается. Кто-то под моим выступлением написал, что я одеваюсь, как Шульман (является иноагентом); еще писали, что у меня противный голос; еще — что я не могу связать двух слов, как это я вообще работаю редактором; а еще — что я очень скучно рассказываю, почему я позволяю себе учить других писать интересно.
Критические комментарии меня задевают, когда я внутренне с ними согласна, за них я прям переживаю. Но такое могут сказать только люди, которые меня знают и вовлечены в мою деятельность. Например, я веду курс «Редактура и хвастовство» и после курса прошу написать отзыв: сначала участники ставят оценку от одного до десяти, а потом отвечают на вопросы. Для меня оценка 9 — это провал; оценка 7 — «я больше вообще никогда не имею права проводить никакие курсы». Участники курса под своей оценкой пишут подробные комментарии, что было классно, а что не очень понравилось. И это всегда по делу. Вот такое я сначала читаю, злюсь на себя за недочёты программы и организации, хожу с этим день-два, придумываю, как исправить, а потом пишу в чат курса благодарность за комментарии. И хочу поскорее провести новый, чтобы всё исправить и улучшить.
Так что комментарий про противный голос не может меня задеть, а что-то по делу — может. Но я учусь справляться и использовать себе на благо.
— А в других каналах можете написать хлесткий комментарий, если не согласны с автором?
— Если мое мнение отличается от мнения другого человека, если он что-то вредное написал для людей, я не буду писать в комментариях. Лучше лично ему напишу, либо напишу свой пост, но я не вижу смысла высказываться на его территории и пытаться что-то доказать. В основном я высказываюсь по запросу, если спросили мнения. Первое правило моего личного манифеста — меньше осуждать, больше хвалить, радоваться, восхищаться и благодарить. У меня об этом даже есть плакат:
После этой памятки пиарщики и маркетологи начали возмущаться, мол, как так, комментарии ведь такой важный инструмент для формирования личного бренда и нетворкинга. И с одной стороны, меня в принципе воротит от идеи, что создавать личный бренд надо в комментариях к чужим постам; а с другой — да неужели непонятно, что есть разные цели, и этот плакат не для тех, кто хочет торговать лицом, а для тех, кто хочет сохранить душевное равновесие и не тратить время на бессмысленные срачи в интернете.
У меня не было плохих клиентов. Но конфликты бывают
— Какой он — идеальный копирайтер и редактор?
— Совершенно не важно, копирайтер он или редактор, дизайнер, программист, иллюстратор, менеджер, маркетолог. Главное качество специалиста — самостоятельность. У меня есть правило — я не контролирую сроки, не называю дедлайнов, это делает только тот человек, который выполняет задачу. Я просто не могу работать с людьми, которые не могут сами принимать решения и за них отвечать.
Для меня идеальный копирайтер — это тот, которому я говорю: вот видео, из него надо сделать пост в соцсети. И все, дальше человек сам. Он приносит мне варианты обложки, текст поста с заголовком, идеи для сторисов, говорит, на каких площадках публиковать. Если у него нет шрифтов — идет к дизайнеру и получает. В общем, делает все без моего участия. Но при этом понимает, где пролегает граница, когда он может сделать сам, а когда уже пора спросить. Например — выложить новую идею он не может, любая смена формата требует согласования с руководителем проекта. А самостоятельность включает понимание, где эта самостоятельность заканчивается.
— Не боитесь делегировать?
— Нет, обожаю делегировать. Почти во всех проектах я сначала все настраиваю, готовлю команду, а потом команда работает сама, а я присматриваю за ходом и качеством работы. Но именно что «присматриваю», потому что уровень качества у команды суперский, и моё постоянное участие не нужно.
— А идеальный заказчик — какой для вас?
— Мне очень повезло, все мои заказчики идеальные. Конечно, случались разные ситуации и люди по-разному себя ведут, но со всеми удается договариваться и решать трудности.
Хотя конфликты бывали. Самые частые проблемы случаются, когда мы пишем материалы с экспертом, а эксперт работает на стороне клиента. Обычно это бывает так: сам клиент работает в маркетинге или руководит компанией и знает про позиционирование и хороший текст. А эксперты — специалисты в какой-то специфической сфере, типа недвижимости или инвестиций, и им кажется, что если написать слово «деньги» вместо «денежные средства», то это провал, никто не будет воспринимать их всерьез.
Поэтому если эксперту прислать статью на проверку, обратно возвращается другой документ, с другим текстом, который трудно читать. И тогда подключаюсь я и созваниваюсь с экспертом. Иногда достаточно разговора на пятнадцать минут, чтобы друг друга понять и найти решение. А иногда нужно подключать клиента и устраивать трехстороннюю встречу.
Зато с точки зрения оплаты со стороны клиента, у меня никогда не было проблем, все платят, а иногда даже сами напоминают выставить счет. Или не было такого, чтобы клиенты говорили «С вами невозможно работать, выставляйте счет и проваливайте».
Я верю, что со многими людьми, какими бы они ни казались странными, закрытыми, сложными, грубыми, можно договориться. Есть специалисты, которые жалуются на клиентов — мол, они звонят в 12 ночи, не хотят платить, требуют невозможного. Я считаю, что публично жаловаться на клиентов — во-первых, непрофессионально, а во-вторых показывает собственную беспомощность.
Если я не хочу, чтобы мне клиент звонил в 12 ночи, я должна ему об этом сказать. Если я вижу, что клиент требует невозможного, то моя задача договориться, понять, почему ему это важно, и предложить другое решение или расстаться. Причем,может оказаться, что что-то не такое уж и невозможное, когда получаешь новые вводные данные. Или клиент просто представлял реализацию иначе, а когда с ним всё обсуждаешь, он сам отказывается от невозможной идеи и соглашается на другую.
— Принципиальная позиция. А какие еще принципы работы соблюдаете?
— Давайте попробую описать главные, никогда раньше их не формулировала специально.
Первый принцип — быть открытым, избавляться от предвзятости. Не думать, что клиент дурачок, если просит написать «премиальный текст», всегда разбираться, что именно стоит за каждой просьбой, почему клиенту это важно.
Второй — никогда не говорить о клиентах плохо, не публиковать переписки, не опускаться до этого, что бы ни случилось.
Третий — создавать клиенту ощущение безопасности. В начале работы я регулярно рассказываю, что происходит на проекте, какая часть работы сделана, какой следующий шаг, как решили проблему. Так клиент понимает, что проектом занимаются и ему можно не волноваться и никого не дергать. Я считаю, что если клиенту пришлось написать мне и спросить «как дела с проектом», то это мой промах, это я должна писать и регулярно сообщать, что происходит.
Четвертый принцип — не предлагать то, что клиенту не нужно, не делать то, что ему не поможет. Если ко мне обращаются за редполитикой, а я вижу, что она не сработает — так и скажу.
И пятый — знать свои ограничения. Если я чувствую, что здесь заканчиваются мои знания и пора подключить маркетолога, продажника, юриста — прямо скажу. И иногда помогаю найти такого человека..
— У вас фейлы в работе вообще были? Или в «Гладлаксе» все проходит гладко?
— Не было такого, чтобы я кого-то подвела — я обычно осторожна и заранее подстилаю соломку. Скорее, я все еще учусь работать в команде, потому что раньше часто обижала людей, с которыми работаю, своей импульсивностью. В один день я говорила «Давайте это сделаем так», через неделю «А почему вообще вы это сделали так?», и еще не признавала, что это я сама так предложила, перекладывала ответственность. И редко хвалила и благодарила. В общем, временами вела себя по-мудацки. Потом всё осознала и больше так не делаю, стараюсь, чтобы людям в моей команде было комфортно и приятно. В этом помогла психотерапия.
Я творец, который умеет включить маркетолога
— Людмила, какой для вас идеальный текст?
— В моем представлении идеальный текст — тот, что решает поставленную задачу. Иногда это должен быть короткий и бойкий текст, иногда — обстоятельный и структурированный.
Но если выбирать, то я фанатка глубокой, тонкой работы. Я люблю материалы, которые берут читателя за грудки, долго-долго трясут и ставят на место другим человеком. И для этого надо уметь менять убеждения читателя, и это возможно только с использованием точных и сильных инструментов.
Например, наша статья про ремни безопасности. У нее не такие большие охваты, но те, кто ее читают, проводят на странице по 10-14 минут, изучают материал очень подробно. Это была наша цель — сделать так, чтобы люди читатели каждую строчку, а в конце решили, что обязаны пристёгиваться ремнем каждый раз, когда садятся в машину. И это получилось
У нас получился многоплановый, проработанный материал. С одной стороны, в нем собрана разнообразная фактура: статистика, истории, комментарии. С другой — всё подчиняется одной цели и работает на нее. А с третьей — материал подан так, чтобы не успел наскучить, он чередуется, меняется, удивляет и захватывает.
Хороший текст — неочевидный. Я всегда пытаюсь ставить себя на место читателя в самом плохом положении. Например, если мы пишем, как признаться в любви, то надо представить, что читатель не уверен в себе, его никогда не поддерживали и не хвалили, может быть, он заикается и от этого ему еще труднее. А тут девушка, которой надо открыть сердце. Это же кошмар! Даже представить сложно, что испытывает человек в такой момент.
Поэтому я не могу написать: «Если тебе нравится девушка, подойди и позови на свидание. Сделай это прямо сейчас». У меня просто нет права так писать, я этим оскорбляю читателя, будто он такой глупенький, сам не догадался. А если он прочитает такой совет, пригласит на свидание и получит отказ, кто будет нести ответственность за то, что с ним произойдет дальше?
Чем на более широкую аудиторию пишешь текст, тем более поверхностным он получается. Допустим, мы пишем статью о планировании. Типичная статья будет про матрицы, приложения для трекинга времени — о том, что нужно практически всем. Эту информацию можно легко собрать. А вот статья «Как планировать, если у вас синдром дефицита внимания?» будет точнее и глубже, особенно если в нее пригласить человека с СДВГ и психиатра. Но аудитория статьи будет уже, чем в примере с матрицами.
— А нужно ли эта глубина заказчикам текстов? Что важнее — отточенный глубокий красивый текст или польза для клиента?
— Смотря какая задача. Для некоторых задач нужен глубокий текст, для других — что-то попроще, масштабнее, на более широкую аудиторию.
— У вас есть прекрасная книга «Уступите место драме» — так как раз про то, как объединить пользу для заказчика и интерес для читателя. Встречала мнение редакторов: зачем эта ваша драма, сторителлинг, иногда надо просто дать ссылку на продукт.
— Абсолютно согласна, драма нужна не всегда и уж точно не надо внедрять драму ради драмы. Приемы драматургии — это инструмент. Мы не можем сначала взять в руки молоток, а потом искать, что бы им прибить. Наоборот, сначала есть гвоздь, а потом появляется молоток. Так же и с драматургией: если человек ищет в поисковике «Как поменять колесо», вероятно, он прямо сейчас стоит на трассе и достает из багажника запаску. Чтобы ему помочь, автор первым делом продумывает максимально чёткую инструкцию, готовит ее так, чтобы этот бедный человек на трассе мог по ней поменять колесо. И этого достаточно.
Если у кого-то хватит таланта, чтобы добавить шуток и драматургии, но не потерять в четкости, отлично, значит, можно добавить. Тогда менять колесо будет веселее, а может быть, эту инструкцию водитель перешлет друзьям.
У меня есть пост «Пять вопросов» — они подходят к чему угодно и помогают определить, что и как писать, направить мысль. Можно написать пост в соцсети, рекламный текст, презентацию, лендинг. И вот когда эти пять вопросов получили ответы, тогда становится понятно, нужна ли в тексте драматургия и в каком виде.
— И все-таки, кто вы больше — творец или маркетолог?
— Мне не нравится слово «творец», я вообще не считаю, что работа редактором — творческая. Творчества в ней столько же, сколько в работе учителя. Основная часть моей работы связана с анализом: я расспрашиваю клиента о его ситуации и потребностях, изучаю материалы, исследую проблему, а потом придумываю под нее решение. И это решение не всегда вдохновляющее или веселое. Часто просто нужна планомерная, точная работа и настройка процесса.
Творчество случается редко и спонтанно. Например, мы для клиента готовили публикацию про угон автомобиля. Я придумала на обложку нарисовать Аллегрову с вишневой девяткой и написала подводку «Кричать вслед угонщикам "У тебя ни стыда ни совести" — не самая эффективная стратегия, есть более надежные способы обезопасить машину от угона». Я угорала над этим весь день, на репите слушала «Угонщицу» Аллегровой и хохотала до слез. Вот это творчество, да, но это бывает редко.
Если всё же надо выбрать между творцом и маркетологом, то я скажу, что я творец, который умеет включать маркетолога. То есть я придумываю решения для клиентов, предлагаю идеи, но всё на основе анализа. Например, если нужно придумать концепцию соцсетей или медиа, я представляю, для кого именно мы будем писать, о чём, почему это захотят читать, в каких форматах лучше преподносить. Но это всё не просто фантазии, а результат подробного обсуждения. Плюс к таким задачам подключается маркетолог, с которым можно точнее описать целевую аудитории и построить прогноз по цифрам.
Бывают задачи, которые нельзя посчитать в цифрах. Например, если я разработаю для компании редполитику, она начнет зарабатывать больше? Не начнет, значит, с цифрами здесь трудно. Но редполитика дает другие преимущества, и если компания ориентируется на увеличение влияние и долгосрочные цели, она понимает важность этого инструмента.
— Людмила, какие тренды копирайтинга и редактуры видите в 2024?
— Ничего не знаю о трендах. Думаю, что тренды в работе с текстом зависят от трендов более глобальных — социологических, экономических, которые влияют на остальные сферы. Вот появился чат GPT, и сразу появился тренд на его использование.
— Да, про GPT и нейросети. Пишущей братии уже можно бояться или пока нет?
— Я не боюсь. Нейросети — хороший инструмент для первоначального поиска информации, каких-то локальных задач. Но он не заменит человека, особенно если он пишет глубокие материалы, умеет понимать задачу и потребность клиента, придумывать решения под нее. Не только писать текст, но и залезть в «Яндекс.Метрику», что-то проанализировать, принять решение, а еще разрулить конфликт с клиентом в соседнем чате, отретушировать фотографию, собрать макет в «Фигме».
Мультидисциплинарные специалисты — самые дорогостоящие и востребованные, их будет трудно заменить.
Не обязательно читать только нон-фикшн, художка помогает по-другому смотреть на мир
— Что вы читаете, смотрите, слушаете по теме копирайтинга и редактуры?
— Мне трудно читать нон-фикшн, особенно переводной. Вот недавно начала читать книгу, которую мне очень рекомендовали — «Этой кнопке нужен текст». Читаю очень медленно. А люблю то, что мне интересно.
Люблю художественную литературу, за рулем слушаю лекции про культуру, искусство, литературу. Недавно прослушала курс Александра Аузана «Культурные коды экономики» и гораздо лучше поняла людей, причины каких-то социальных явлений. Прослушала курс про последних Романовых — лучше поняла то, что происходило в истории и как это влияло на литературу.
Пишущим людям не обязательно читать именно по теме — как писать текст или управлять проектами. Можно и важно читать художку, если она помогает находить новые причинно-следственные связи и по-другому смотреть на вещи.
— Тоже так думаю. Назовите три ваши любимые книги художки и три — нон-фикшн?
— Я не люблю вопросы типа «назовите любые фильмы, книги, картины, художников», потому что мир слишком разнообразен, чтобы вот так его сводить к единичным произведениям. Мне нравится «Щегол» или «Моя тёмная Ванесса», и одновременно с этим «Вспоминая моих несчастных шлюшек» Маркеса, рассказы Чехова, романы Достоевского. Я не понимаю, как из этого разнообразия что-то выбрать. Могу назвать просто три максимально разные книги, которые в своё время меня впечатлили либо идеей, либо тем, как написаны. Пусть это будут «Донна Флор и два ее мужа» Жоржа Амаду, «Братья Карамазовы» Достоевского, «Убить пересмешника» Харпер Ли.
Не знаю, можно ли это отнести к нон-фикшн, но книга, которая на меня сильно повлияла — «Игры, в которые играют люди» Эрика Берна. Очень понравилась книга Голдмана «Эмоциональный интеллект». И, наверное, «Сапиенс. Всемирная история человечества».
— Вы писатель. Что самое сложное и приятное в написании книг?
— Написать книгу — это как проект, для меня все шаги понятны. Самый мой любимый этап — идеи. Когда придумываешь книгу, тему, структуру и представляешь, какая классная будет книга, как она всем будет нравиться.
Но потом садишься писать, и нужно систематически планомерно работать, и это уже сложно. Интерес пропал, ведь я уже все придумала — осталось только написать. А я не хочу писать, я хочу придумывать.
Поэтому я так долго писала книгу о драматургии. И мой друг Людвиг Быстроновский сказал: ты относишься к ней как к готовой книге, в которой нельзя ничего исправить, а на самом деле это черновик. И интерес вернулся. Я все пересобрала с нуля, переставила главы, какие-то полностью выкинула, какие-то добавила. Первая версия книги тяжело читалась, а потом она стала очень легкой. Вот это было классно.
— Проще писать книгу одной или в соавторстве?
— И в том, и в другом есть плюсы и минусы. Когда мы писали с Максом, меня очень подгоняло, что он суперпродуктивный, он уже написал три главы, а я еще не села за книгу. Мне приходилось подстраиваться под его ритм, и получалось быстро. Это мотивирует и выматывает одновременно. Писать книгу одной проще в том плане, что я ни от кого не завишу и могу в любой момент все поменять. И еще я отвечаю за каждое слово, которое там написано. А когда пишешь в соавторстве, можно быть не со всем согласной — это же другой человек, у него свое мнение, я не могу заставить его поменять.
Мечтаю о том, что люди будут добры друг к другу
— Вы не работаете в выходные. Это сознательное волевое решение трудоголика, чтобы не заполнять все время работой?
— Я не трудоголик :) Люблю свою работу, и к счастью, у меня есть возможность работать над тем, что мне интересно и меня захватывает. Когда дочка была маленькая, у меня не было вариантов, я работала в то время, когда она спит — и в выходные, и в 4 утра. Потом Варя стала ходить в сад, появилось больше времени. Сейчас в выходные у меня планы, личные дела, семейные встречи, поездки — я просто не могу работать.
Вечером тоже могу не отвечать на сообщения, потому что в это время общаюсь с дочкой или у нас семейный ужин. Я очень ценю жизнь и люблю, когда в ней есть всё: работа, общение с семьей, встречи, приятные личные дела, вроде йоги и массажа. Я много отдыхаю и поэтому прекрасно себя чувствую на работе. Это полное ощущение баланса.
А еще психотерапевт меня научила правилу, что нужно обязательно устраивать себе отдых раз в день, в неделю и в месяц. Я стараюсь ему следовать.
— Чем бы вы занимались, если бы весь интернет свернулся?
— Я бы писала художественные книги: романы, детские книги, рассказы. Издавала бы их и мало зарабатывала бы, наверное. Или писала бы сценарии для кино, а может быть, даже снимала кино. Или занималась бы животными — открыла бы приют или заповедник в Африке, который оберегает исчезающие виды. Или не в Африке, а где-нибудь на Дальнем Востоке, в тайге. Или не заповедник, а ферму, на которой было бы много собак, козочек, страусов, альпак. Я очень люблю животных.
— Что вы любите в этой жизни больше всего?
— Я безумно люблю саму жизнь и хочу, чтобы она длилась как можно дольше. Я люблю людей, природу, животных. Очень люблю и ценю свою семью: дочку и мужа. И родительскую семью и сестер. Чувствую большую благодарность за то, что мои родители вместе, очень активные, и я могу регулярно с ними общаться. Постоянно вижусь с сестрами и радуюсь, что мы дружны. Вообще люблю это ощущение дома, постоянства и стабильности. Когда есть что-то постоянное, то не страшно пробовать новое и менять что-то в жизни. Люблю проводить время в Москве и жить культурной жизнью. И люблю проводить время за городом и жить деревенской жизнью. Люблю проявления доброты и великодушия, весну. Люблю своих друзей — у меня две близкие подруги и два близких друга. С подругой Алиной мы круглосуточно на связи, очень много переписываемся. В целом я люблю бесконечное количество всего: от воскресного завтрака до неудержимого желания поработать в три часа ночи, которому я иногда следую. Вообще считаю себя очень счастливым человеком.
— На какой вопрос вам хотелось бы ответить, но вам его никогда не задают?
— Это классный вопрос, спасибо. Меня не спрашивают про мои глобальные мечты. А я мечтаю о том, что люди будут добры друг к другу, что общечеловеческое счастье будет на первом месте, и любовь ко всему живому или созданному станет главной ценностью на планете. И что благодаря этому люди будут беречь животных и природу, заботливо использовать ее богатства.
Я мечтаю, что у каждого ребенка на планете будет еда и вода, любовь и поддержка, его никогда не будут бить, унижать, оскорблять, манипулировать, критиковать. Когда человек растет в любви и поддержке, он может любить и уважать других. Больше создавать, чем разрушать, больше благодарить, чем осуждать.
Это нечто похожее на Imagine Джона Леннона.
Комментарии